Митинг-2019 и не только

В 2019 году я первый раз увидел выступление на митинге 25 августа старшего научного сотрудника Национального музея Михаила Черепанова, без сомнения, украсившее это мероприятие. Пояснив, что «Мы – единственный регион Советского Союза, где были рассекречены материалы о военнопленных», он рассказал о другом, к сожалению, не так известном участнике Сопротивления фашизму: «Сегодня я хотел бы напомнить, что подвиг их (казнëнных подпольщиков – ФБ) был бы неполным, если бы мы не рассказали о том, кто остался тогда не арестованным в легионе – об Амире Галимьяновиче Утяшеве», и отметил, что пятнадцатого сентября с.г. исполняется сто лет со дня его рождения. Вот только остался вопрос, почему ни писатели, ни Миша не упомянули и другую важнейшую фигуру Сопротиления – Гайнана Курмаша, потому что в этом году и у него, организатора подпольной группы, исполнилось сто лет со дня рождения. Странно, что его забыли, ведь на митинге 2016 года тоже назывались подпольщики, у которых тогда была круглая дата со дня рождения, а в статье, появившейся 28 февраля этого года в интернет-газете Intertat.ru «Реабилитацияләнмәгән каһарман: җәлилчеләр төркеме җитәкчесе Гайнан Кормашның тууына 100 ел» («Нереабилитированный герой: 100 лет со дня рождения руководителя подпольной группы Гайнана Курмаша»), есть и интервью Черепанова.

Михаила ведущие объявили довольно оригинально: «…А сейчас слово предоставляем старшему научному сотруднику музея-мемориала Великой Отечественной войны, заслуженному КУЛЬТУРНОМУ работнику республики Татарстан, составителю «Книги памяти» Михаилу Черепанову». Хорошо, что на такие мероприятия приглашают не просто работников культуры, но и культурных работников...

Во время возложения цветов на барельефы подпольщиков мы встретились с писателем Шагинуром Мустафиным. Я спросил, не обидела ли его моя критика его книги «Алар – Җәлил-Кормаш йолдызлыгыннан!..» (см. «Книжные «новинки»). Признаюсь, его ответ с улыбкой «Нет, как можно!» сначала вызвал у меня подозрение, что он не открывал наш сайт. Но и на это моё сомнение его ответ был замечательным: «Читал; всё нормально. Я не из тех, кто обижается». Спасибо ему.

После митинга, продлившегося сорок минут, мы прошли в Национальный музей, где была организована выставка «Мужество останется в веках. Муса Джалиль и его соратники». Там мы с сыном заметили, что оказались перепутаны таблички с именами подпольщиков, разложенные под их портретами, и вместе с одной из девушек-экскурсоводов исправили положение. Затем мы прошли в импровизированный актовый зал – часть общего зала с трибуной и стульями - для участия в чтениях, посвящённых 75-летию гибели подпольщиков. Генеральный директор музея Гульчачак Рахимзяновна Назипова выразила благодарность детям «великих личностей» (без имён) за передачу личных вещей их родителей в музей, и особо – потомкам Джалиля: «Чулпан Мусеевна, вам, Татьяне, Михаилу, Елизавете, которые в течение многих лет вместе с нами по всей республике, а также и в других странах мира и городах России пропагандируют татарскую культуру, рассказывают о Мусе Джалиле. Вот только что они вернулись из Апастово. Это подвижнический труд, который, конечно же, вызывает только уважение и благодарность...». Далее она сообщила, что готовится выставка к столетию республики Татарстан, будут обновлены экспозиции музеев Великой Отечественной войны, Салиха Сайдашева, Назиба Жиганова, и «Во всех этих музеях так или иначе будет отражаться подвиг нашего народа в годы Великой Отечественной войны»; «Это уникальное явление, об этом надо писать книги, докторские защищать, исследовать эту тему – насколько много писателей, поэтов татарский народ дал победе...». Правда, я не совсем понял, как тема Великой Отечественной войны может быть отражена в музеях Сайдашева и Жиганова. Старший сын Салиха Сайдашева Альфред участвовал в войне, его отец-композитор положил на музыку стихи фронтовика Джалиля «Песни мои»; Назиб Жиганов дружил и сотрудничал с Джалилем, но достаточно ли этого?

Когда ведущие читали краткие биографии членов группы Курмаша, опять прозвучал знакомый штамп о Баттале: «...Его доверчивостью коварно воспользовался враг: Батталу подослали провокатора, который навëл гитлеровцев на след подполья...». В одном списке с подпольщиками была рассказана и биография Чулпан Мусеевны, после чего она поделилась уже известными воспоминаниями и закончила: «...И ещë хочется сказать, что не так просто было восстановить судьбу наших героев, и столько сделали люди, ушедшие от нас, но мы не должны забывать ни Гази Кашшафа... Я хочу сказать ещë о его ученике Рафаэле Мустафине...». Племянник Алиша Азат Сункишев рассказал о людях, которые помогали искать сведения об Абдулле Алише.

Я в начале своего выступления сообщил, что после изучения истории группы Курмаша и бесед с немецкими историками пришёл к выводу, что оснований упрекать Абдуллу Баттала в её провале нет. После этого я, как всегда, максимально корректно попросил ведущих учесть это обстоятельство, хотя, конечно же, в первую очередь это относилось к присутствовавшим в зале писателям и журналистам, ведь ведущие всего лишь добросовестно выполняли свою работу. (Вот только вряд ли эти писатели и журналисты захотят ознакомиться с моими претензиями. Я в их понимании – лишь родственник одного из не самых главных участников подполья, обиженный, что его дядю не расхваливают так же, как Джалиля. Выходом из этой ситуации могла бы стать наша встреча для ознакомления с моими аргументами – если, конечно, их интересует истина).

Как обычно, я предложил слушателям заглянуть на наш сайт, обратив внимание слушателей на то, что его содержанию дали высокую оценку академик КФУ Талгат Галиуллин и писатель Туфан Миннуллин. Председатель Союза писателей Татарстана Данил Салихов поинтересовался, переданы ли в Национальный музей личные вещи Абдуллы Баттала; я ответил, что всё, что у нас было из вещей братьев отца, мы давно передали в музей их родной деревни.

Только я вернулся на место – сидевшая позади нас женщина начала шептать мне, чтобы я больше никогда (!) не говорил на тему Абдуллы, потому что, мол, он полностью реабилитирован: орден «Великой Отечественной» у него есть? Есть; значит, реабилитирован, и больше об этом не говори. Я ответил, что подпольщики, к которым относится Баттал, до сих пор считаются нереабилитированными – пусть спросит об этом присутствующего здесь Михаила Черепанова (обратите внимание на название упомянутой выше статьи в Intertat.ru о Курмаше); что о полностью реабилитированных не поддерживаются слухи, и я имею полное право заявлять, что утверждения о доверчивости Абдуллы Баттала – именно слух, клевета и ничего более; а как бы вела себя она сама, если бы сейчас такие слухи повторяли о её родственниках?

Разумеется, моя «наставница» не слушала меня. Сказав только, что она беспокоится, чтобы я сильно не переживал и перейдя на «ты», она так и продолжала указывать мне, чтобы я больше никогда не говорил про Абдуллу. Из-за этого я пропустил речь Шагинура Мустафина и понял, что он заканчивает, по его стихотворению «Сез – хөкемдар!» - неизменной концовке всех его выступлений и книг. На этот раз оно ознаменовало и окончание «Чтений». Под конец я и «наставнице» посоветовал ознакомиться с нашим сайтом, на что она ответила: «Компьютер у меня чо-то вообще... Но об этом не надо даже говорить!».

После группового снимка желающие пошли на выставку, а я поинтересовался у девушки-ведущей, не обидел ли я их своим пожеланием. «Нет-нет, - ответила она, - мы ведь строим сценарий на основе материала, который нам дают историки...». Затем мы с сыном и Мишей Черепановым пошли к нему на «кухню» (комнату приёма пищи) в Кремле – вместе с кабинетом это всё, что осталось от музея Великой Отечественной войны после закрытия его на реконструкцию. Там прошла наша ежегодная «встреча без галстуков» - разговор за чаем, завершивший этот день.

Представления о «джалильцах» историков - и не только тех, на которых сослались ведущие в Национальном музее - закономерно поддерживают уверенность в своей правоте мудрых «специалистов» с задних рядов. Поэтому эти «специалисты» не слышат ни одного твоего слова и их не интересуют твои сайты. «Компьютер у меня чо-то вообще» - детский лепет; что, интересующийся темой не может найти другой, исправный компьютер? Если, конечно, не боится узнать новые факты, противоречащие его устоявшимся представлениям. Трудно поверить, чтобы наша соседка в музее не знала, например, об озлобленной реакции внушительной части общества на фильм о легионерах «Война непрощённых». После его выхода многие говорили, что он оправдывает предателей; и это, по её мнению, говорит об их полной реабилитации? Так что до полной реабилитации легионеров-подпольщиков ещё очень далеко, и не надо судить обо всех по одному Джалилю. А в отношении Баттала в этом направлении уже сейчас можно было бы сделать первый шаг: нашим историкам, архивистам, писателям и т.п. изучить давно известные факты - это не займёт много времени; и после их проверки открыто заявить в средствах массовой информации, что оснований для обвинения Абдуллы Баттала в провале их группы нет. (Подробнее об этом – ниже).

Бесцеремонность, с какой «наставница» в музее пыталась возить меня носом по устоявшимся штампам о подпольщиках, вынуждает меня ещё раз вернуться к тому, как у нас преподносится причина провала подпольной группы Курмаша.

Сначала – несколько цитат. В своей книге «По следам поэта-героя» писатель Рафаэль Мустафин пересказывает слова некоего легионера Усманова (в издании 1973 года, например, это на 184-й странице). Это его показания следователю после войны – как водится, в художественном переложении автора: «...Курмаш получил приказание командировать в Берлин одного легионера из культвзвода за агитационной фашистской литературой. Как раз в это время подпольщикам нужно было доставить из Берлина антифашистские листовки. Курмаш поручил это дело Абдулле Батталу. ...В самый последний момент командир батальона присоединил к нему ещё одного легионера – Махмута Ямалутдинова. ...Баттал выполнил все задания подпольщиков, привёз листовки на татарском и русском языках, призывающие к вооружённому выступлению против гитлеровцев. ...Когда Усманов поинтересовался, не догадался ли Ямалутдинов об этой тайной миссии, Баттал беспечно ответил: - А я и ему дал пачку листовок!

...Баттал был человеком прямодушным и бесхитростным. Он расспрашивал Ямалутдинова о его довоенной жизни, узнал, что тот был комсомольцем и решил, пользуясь случаем, склонить его на свою сторону. ...В Берлине Ямалутдинов не отставал от Баттала ни на шаг, «боялся заблудиться». Видя, что всё равно от Ямалутдинова всего не скроешь, и считая его почти сообщником, Баттал на обратном пути вручил ему пачку листовок... и предупредил, что в случае внезапного обыска свёрток надо незаметно выбросить. Подпольщики были поставлены перед совершившимся случаем...».

А вот так Мустафин передаёт рассказ Усманова следователю, как он познакомился с Ямалутдиновым (стр. 183): «Это произошло вскоре после восстания в первом батальоне. До этого Усманов сам подбирал пропагандистов рот. Конечно, командир батальона и начальник разведки утверждали затем его кандидатуры, но это было лишь формальностью. На этот раз его вызвал к себе командир батальона и представил нового пропагандиста – двадцатидвухлетнего унтер-офицера Ямалутдинова. ...Усманов исподволь приглядывался к Ямалутдинову. Махмут был старательным и исполнительным до назойливости,.. не прочь был ругнуть немцев и не раз выражал сомнение в в правдивости сводок немецкого командования...».

Любопытно также, что у Р. Мустафина сказано о самом Усманове. Во время допроса подпольщика Р. Хисамутдинова следователь спрашивает (стр. 181): «А кто ближе знал Ямалутдинова и мог бы опознать его? Из оставшихся в живых, разумеется...». Ответ Хисамутдинова: «В живых должен был остаться ещё один человек, арестованный вместе с нами. Он наверняка знает предателя. В списке Джалиля он записан как Мичурин. Но подлинная его фамилия другая...». Далее следует справка Мустафина (стр. 182): «Следователю удалось найти и этого свидетеля. Настоящую его фамилию приводить не стоит, так как это человек сложной судьбы, пытавшийся, согласно татарской пословице, одновременно удержаться на двух лодках. Назовём его условно Усмановым. – и, после очень краткой истории пленения Мичурина-Усманова: - ...Его приняли в подпольную организацию. Должность Усманова позволяла ему знать о важных назначениях и перемещениях в легионе, о том, кто особенно близок к гитлеровцам и кого следует опасаться. По заданию подпольщиков он рекомендовал немцам на должность пропагандистов своих людей»; и в сноске: «После войны суд военного трибунала рассмотрел дело Усманова как бывшего фашистского пропагандиста. Суд учёл его связь с подпольщиками как смягчающее вину обстоятельство, но усмотрел в его действиях состав преступления, за что он и был осуждён».

Отсюда естественные вопросы. Почему Усманов, чьё решение о назначении новых пропагандистов было окончательным даже для командира батальона и начальника разведки (!), заподозрив в Ямалутдинове провокатора, вдруг забыл о своих полномочиях и не поделился с ними своими подозрениями, то есть нарушил свои прямые обязанности? Повторяю: его, почему-то не названная, должность «позволяла ему знать... о том, кто особенно близок к гитлеровцам и кого следует опасаться». Разве не он сам поставил этим Баттала в двусмысленное положение: он должен был доставить листовки, каким-то образом скрыв их от навязанного ему напарника? Какая была гарантия, что этот «старательный и исполнительный до назойливости» напарник не захочет взглянуть, что они везут?

Почему Баттал не должен был давать листовки Ямалутдинову и что-то скрывать от него, если для этого его и «присоединили» - по распоряжению его непосредственного командира, а антифашистские листовки, по всей логике, должны были быть тщательно упакованы, чтобы их содержание не было видно? Почему он не должен был предупреждать, чтобы Ямалутдинов в случае чего выбросил свёрток, раз существовала опасность внезапных обысков? Когда, как и почему Баттал должен был проверять надёжность нового помощника, которого к нему присоединили «в самый последний момент»? Раз Ямалутдинов был новичком, почему он не должен был стараться не отстать от Баттала в Берлине? Или это тоже свидетельство «бесхитростности» Баттала?

Разве ответственность за действия провокатора Ямалутдинова не лежит во вторую очередь на командире батальона, самолично назначившем нового пропагандиста «через голову» Усманова – авторитета, знавшего о новичках всё и чьи решения он и начальник разведки утверждали лишь формально? (Кстати, тогда что это за начальник РАЗВЕДКИ?). И кто этот командир батальона, личность которого у Мустафина так нигде и не раскрывается? Так кто кого поставил перед «совершившимся случаем»? А из слов самого же Усманова следует, что провокатора Батталу «подослал» не «коварный враг», а его же командир с молчаливого согласия Усманова. Тогда в чём состояла «беспечность» Баттала?

Поскольку автор не цитирует дословно протоколы допросов, а сам художественно рассказывает, как всё происходило, повторю свидетельства участников событий, личность которых не вызывает сомнений (они уже приведены на этом сайте ранее).

Со слов Р. Мустафина в казанском музее Джалиля 23 августа 2006 года (и по его книгам), в легионе был некий художник Шамбазов, который заявил на допросах, что Джалиля немцы не казнили, а предоставили возможность бежать на запад. На вопрос, откуда он слышал это, тот лишь сослался на какие-то слухи: так, мол, говорили; и исходя из этих слухов, Джалиля с 1945-го по 1953 год считали предателем. В журнале «Татарстан» № 10 2009 года, в статье Рафаэля Мустафина «Вечный огонь памяти против угля клеветы» приводится рассекреченная «Справка о татарском писателе Залилове Мусе Мустафовиче» министра государственной безопасности Татарской АССР генерал-майора Д. Токарева от 2 августа 1952 года, где он даёт такую характеристику Шамбазову (стр. 91): «…В результате тщательной проверки оказалось, что лицо, проживающее в английском секторе Берлина и являющееся единственным источником этих данных, не внушает ни малейшего доверия и характеризуется как морально разложившийся алкоголик, причём его сообщения о Залилове весьма противоречивы, и в том, что они не соответствуют действительности, не может быть сомнения».

Почему слухи о Джалиле тщательно проверяли «люди из органов» (как выразился тогда в музее Мустафин), а слух о Баттале сразу приняли на веру?

Подпольщик Фарит Султанбеков, с которым я беседовал и лично, пишет в своей книге «Эш күрсәткән ирне Ил онытмас… Мужество останется в веках…» (стр. 67-69, даю в переводе): «В середине пятидесятых годов кто-то из наших товарищей по лагерю в Едлино неосторожно высказался в таком духе, что Абдулла Баттал невольно помог предателю Ямалутдинову напасть на след подпольной организации. Потом этот слух вошёл в книги уважаемых писателей и историков…». Почему же Р. Мустафин безоговорочно принял версию так называемого «Усманова» и проигнорировал крик души Султанбекова?

Обращаю ваше внимание: больше ни в одной книге, ни у одного автора вы не найдёте чьих-либо свидетельств о простоте и доверчивости Абдуллы Баттала. (Повторов из Р. Мустафина – сколько угодно, а результатов самостоятельных поисков, свидетельств других участников событий - нет).

По словам ведущих встречи в Национальном музее, историки подготовили им такой текст о Баттале: «Его доверчивостью коварно воспользовался враг: Батталу подослали провокатора, который навëл гитлеровцев на след подполья». Очевидно, они вычитали это в книге профессора А. Ахтамзяна «Муса Джалиль и его соратники в Сопротивлении фашизму» (стр. 94): «Именно к нему, человеку доверчивому, эсэсовцы подсадили провокатора, который и навёл на след подпольной группы». А вот что пишет Ф. Султанбеков: «Для наблюдения за каждым человеком из легиона у гестапо были отдельные агенты». Отсюда следует, что «враг» не подсылал провокатора «именно» к Батталу. Агенты гестапо были закреплены ЗА КАЖДЫМ легионером сразу и независимо от особенностей их характеров (в том числе и за Джалилем; об этом см. выше), поэтому нет никаких оснований намекать, что Баттал привлёк их к себе своей какой-то гипертрофированной доверчивостью. Напоминаю: когда я 28 августа 2008 года обратил внимание Ахтамзяна на эти противоречия в его книге, он ничего не смог мне ответить. (Как говорят в таких случаях, «повисла неловкая пауза»). Так кому я должен верить: писателю, ссылающемуся на анонимного для читателя пленного, личность которого вызывает сомнения; профессору-историку, который не может объяснить написанное в собственной книге, или участнику событий? Остаётся удивляться, как в книге Султанбекова сохранились его слова в защиту Баттала, хоть даже только в её части на татарском языке, раз Р. Мустафин был в числе её редакторов…

Когда 25 августа 2011 года Михаил Черепанов показал мне письма бывших легионеров, завещанные ему Р. Мустафиным, я ни в одном из них не нашёл ни слова о легковерии Баттала, хотя они были довольно откровенными. Да, это были не столько письма, сколько их обрезки, но если Мустафину по каким-то причинам «понравилась» версия Усманова, неужели он не сохранил бы бумаги с подтверждающими её словами как доказательство своей правоты, тем более для передачи своему ученику-историку?

Наконец, сотрудники музея Германского Сопротивления и архива в Берлине, изучавшие историю группы Курмаша, чётко заявили нам, что они не располагают доказательствами вины Баттала в её раскрытии. И это моё утверждение легко проверить даже без дополнительных материальных затрат: во время следующей традиционной поездки в Германию делегации из Казани в связи с очередным юбилеем Джалиля можно заглянуть в названные мною музей и архив и спросить, приезжал ли к ним в 2009 и 2013 годах племянник Баттала с дочерью, и какие подробности они могут сообщить о группе Курмаша. Кстати, было бы здорово, если бы татарстанские писатели составили и, наконец-то, передали сотрудникам этих учреждений возможно более полные биографии казнённых вместе с Джалилем подпольщиков. (На немецком языке. Кроме Абдуллы Баттала; мы передали его биографию в Берлин – тоже на немецком - в 2009 году). Немецкие историки просили, чтобы на родине мы передали эту их просьбу, и прилюдно я сделал это на митинге 2010 года.

Хочу напомнить также, что на этом сайте приведены и не совсем лестные для Джалиля как подпольщика цитаты из книги «Лица и маски» Карчевского Ю. и Лешкина Н.; подпольщика М. Иконникова из книги самого Р. Мустафина «Муса Җәлил турында истәлекләр», в которых говорится, что в раскрытии подпольной группы Курмаша есть вина и Джалиля; и отрывок из интервью М. Черепанова интернет-газете «Реальное время» от 25 августа 2017 года, в котором говорится: «Один из активистов-подпольщиков Рушад Белялович Хисамутдинов, чудом оставшийся на свободе, пригласил новичка (Исхакова – ФБ) поработать «пропагандистом», то есть вести антифашистскую агитацию среди легионеров. …Неудивительно, что Исхакову уделено такое пристальное внимание некоторых исследователей: это именно он завербовал Махмуда Ямалутдинова, который сыграл роковую роль в деятельности джалильцев». Тогда кто же привёл Ямалутдинова в подпольную организацию: некий командир батальона или пропагандист Исхаков, приглашённый Хисамутдиновым и расстрелянный после войны за предательство? Чьей беспечности здесь было больше всего – этого командира, Исхакова, Хисамутдинова или Мичурина-Усманова?

В той же книге «По следам поэта-героя» Р. Мустафин пишет об одном из авторов «Лиц и масок»: «Лешкин, юрист по образованию, в течение нескольких лет собирал материалы о Джалиле и джалильцах. Он взял за правило не принимать на веру ни одно свидетельство, если оно не подтверждается из других источников. Такой чисто следовательский подход помог выявить ряд противоречий и несоответствий в рассказах некоторых очевидцев, отбросить ложные версии, полнее прояснить истину» (стр. 100). Так что мешало автору самому следовать этому замечательному принципу, за который он хвалит знакомого юриста? Не социальный ли заказ на «изготовление» заданного героя?

Какая принципиальная разница между Шамбазовым и Мичуриным-Усмановым? Пусть последний - не «разложившийся алкоголик», но кто он на самом деле? Откуда такая симпатия Мустафина только к нему, так и оставшемуся для читателя призраком, показания которого он, как водится, изложил в «красивом» виде, своими словами? Поэтому они не вызывают доверия, и их ценность можно оценить известным выражением «Одна бабка сказала». С таким же успехом Мустафин мог бы «условно назвать» Мичурина «Кое-кто». Как вы понимаете, такой псевдоним принципиально никак не отличался бы от «Усманова», но гораздо быстрее навёл бы на подозрение, что показания, приведённые от его имени, сомнительны. Не хотелось бы допускать мысли о расчëте автора, что читатель подсознательно скорее доверится ему - авторитету, когда-то действительно проделавшему огромную работу по изучению истории подпольной группы Курмаша, чем будет задумываться о происхождении совершенно неубедительного, шитого белыми нитками рассказа некоего «Усманова».

Р. Мустафин заявляет, что настоящую фамилию Усманова приводить не стоит, так как тот хотел «удержаться на двух лодках». В чём это выражалось у Усманова – хотя бы это можно было пояснить? Ведь при желании и про других легионеров можно было бы сказать то же самое, ведь они не хотели изменить Родине и в то же время хотели остаться в живых. Это скорее похоже на сваливание с больной головы на здоровую перед следователем. В связи с этим познакомьтесь с любопытным мнением легионера Ивана Скобелева: «…Нашлись люди, которые примазываются к имени Джалиля. Сейчас полагаю, что предателем был Мичурин. Он был арестован вместе с группой Джалиля. ...Как подлизывался Мичурин к полковнику Алкаеву, который был нужен нам после казни Мусы. Но тот не очень был рад находиться с ним в близких отношениях. Предупреждал, что у этого человека есть весьма сомнительные черты в характере». (Из статьи «Идель-Урал. Чуваши и татары в логове нацистов»).

(К слову, вот как выглядит история провала подпольщиков по версии Скобелева: «…Позднее стали известны обстоятельства провала. Джалиль приехал в легион с листовками, вечером созвал подпольное совещание, куда проник провокатор. О совещании узнали в гестапо. Подпольщики были накрыты в полном составе: нашли листовки, напечатанные на нашей ротомашине. Были арестованы 27 человек…». Да, у Ивана Скобелева тоже есть нестыковки в различных воспоминаниях, но всё же эта его история принципиально отличается от Мустафинской).

Р. Мустафин говорит, что Усманов - «человек сложной судьбы». А у других легионеров она что, была не очень сложной? Но вот кому писатель ещё более осложнил судьбу, так это родным Абдуллы Баттала, пустив «утку» о его «доверчивости». А за ним и другие писатели и историки начали тиражировать этот слух, ссылаясь на Мустафина как на авторитетный источник. Моя совесть чиста: некоторым писателям я звонил по телефону, ко многим подходил на митингах, в том числе и к Рафаэлю Ахметовичу, и просил ознакомиться с моими сомнениями и аргументами по истории группы Курмаша. Мои собеседники соглашались, ссылались на мэтра Мустафина и исчезали. А реакцию Рафаэля Ахметовича на мои предложения я бы продемонстрировал на примере такого эпизода. 6 марта 2007 года в музее Джалиля он подарил участникам очередного собрания свою новую книгу «Силуэты». Прочитав её, перед митингом того же года я сказал ему, что он ошибся с датой кончины нашего дяди Салиха: в книге написано «Стоял холодный зимний день», но несмотря на холод, это было 12-ое марта, то есть весна. Мустафин не особенно смутился («Да? Разве?..»), хотя и дослушал меня по дороге от крыльца Национального музея к Кремлю. А в 2009 году вышла его очередная книга «Репрессияләнгән язучыларыбыз». Как и ожидалось, это оказался перевод на татарский «Силуэтов», поэтому я с нетерпением открыл в ней статью про Салиха. Надо сказать, автор внёс-таки в свой рассказ исправление! Теперь он кончался таким образом: «Дело было так. Стоял один из холодных ОСЕННИХ дней...» («Ә хәл болайрак була. Көзнең салкын көннәренең берсе»)...

Думаю, на основании всего изложенного вряд ли можно утверждать, что Абдулла Баттал был до такой степени доверчив, чтобы этим успешно воспользовался коварный враг. А на примере той «наставницы» с заднего ряда я могу только представить, что приходилось слышать моему отцу и дядям о своём брате...